Операция `Карантин` - Виталий Забирко

«А вот тут вы, ребята, не доиграли, — невесело пожурил их Никита. — Даже простые собутыльники, расставаясь, друг другу руки на прощание пожимают…»

Он шел фланирующей походкой разомлевшего от пива и жары человека, а сам трезво рассуждал, прикидывая в уме различные варианты отрыва от «хвоста». Можно было нырнуть в метро, добраться до кольцевой линии, где проще замести следы. Можно было…

Нет, внезапно понял Никита. Ничего этого делать не следует. Сейчас он числится на легальной работе, живет в легальной квартире, поэтому не стоит раньше времени показывать свои знания и умение по запутыванию следов. Все это может пригодиться для экстраординарного случая, а в данный момент лучше всего не подавать вида, что заметил слежку, и попытаться извлечь из ситуации максимум выгоды. Например, заняться выяснением, насколько серьезно его «пасут».

На Мясницкой Никита взял такси, причем сделал это не торопясь, давая возможность наружному наблюдению за собой сориентироваться, и поехал домой. Два раза по пути он останавливал машину: один раз у овощного киоска, где купил ананас и пару плодов манго, а второй раз, когда, не выходя из машины, приобрел у уличного торговца с десяток газет. Нехитрые уловки позволили выделить из потока автомобилей серую «волгу», бежевые «жигули» и темно-зеленый «форд», которые, чередуясь, «вели» его по улицам. «Пасли» его профессионально, на большом расстоянии, но именно на подобные случаи и натаскивали Полынова в спецшколе, заставляя мгновенно запоминать не только номера подозрительных автомобилей, но и их малейшие отличительные особенности. С таким размахом и так обстоятельно вести наблюдение могла только ФСБ, хотя ее «топтуны» на колесах все же и допустили ряд «небрежностей», недооценивая Полынова. По всем правилам слежки полагалось не менее пяти-шести машин, причем после отрыва подозреваемого или его непредвиденной остановки в пути «засвеченная» в данном эпизоде машина должна была отстраняться от преследования и заменяться на резервную. Однако этого не происходило — то ли с бензином в ФСБ была «напряженка», то ли там не принимали Полынова всерьез, пока не докопавшись до его личного дела. Последнее радовало, но сама ситуация в целом тревожила. Лишь теперь Никита стал понимать, в какое гнилое дело втравил его Дерезницкий. Быть шпионом в собственной стране, при этом работая на ее же благо, — глупее ситуации не придумаешь. И более дичайшей представить невозможно. Нонсенс для нормального государства. Хотя, кто это сказал, что Россия — нормальное государство? О нормальности уже лет десять речи идти не может, тем более — о государстве. Да, появилась на карте мира такая страна, как Россия, а вот государство так и не состоялось. Слишком разные это понятия. Почти как по Ленину получилось, предрекавшему в светлом будущем отмирание роли государства. До такой степени оно в России «отмерло», что и люди вымирать начали. Лишний тому пример — судьба жителей поселка Пионер-5 в Каменной степи.

Когда такси свернуло во двор его дома, Никита глянул в зеркальце заднего обзора и увидел, как следовавший за ним в некотором отдалении темно-зеленый «форд» проехал мимо и остановился на обочине. На весьма удобном месте, с которого хорошо просматривался двор.

Расплатившись с таксистом, Полынов вошел в подъезд и воспользовался лифтом, подавив в себе желание взбежать на четвертый этаж по лестнице. Если нужно выиграть время, то это хороший способ дезориентировать «топтунов», направив их на тот этаж, где стоит лифт. Инстинкт преследуемого — во чтобы-то ни стало если не оторваться от погони, то хотя бы на время запутать следы, — штука хорошая, но сейчас ему не стоило давать волю. Не пройдет и получаса, как эфэсбэшники все равно вычислят его квартиру, и Полынов от такого маневра не то, что ничего не выиграет, а, наоборот, проиграет. Зачем, спрашивается, добропорядочному гражданину сбивать службу безопасности с толку? Разведчик имеет право находиться только в одном психологическом состоянии: при трезвом, холодном рассудке, когда до мельчайших подробностей просчитываются все варианты ситуации и поведения; и лишь в безвыходном положении может переключиться на исключительное — инстинкт и интуицию, когда чисто животное чутье обложенного со всех сторон зверя способно, вопреки логике и здравому смыслу, найти выход из, казалось бы, безнадежной ситуации. Все остальные чувства: сомнение, неуверенность и прочая — это не для профессионалов, а для дилетантов.

Никита специально долго возился на лестничной площадке с ключами, дождался, когда вызванный с первого этажа лифт опустится вниз, и только затем открыл дверь. В лифт так никто и не сел — «топтуны» определяли, на какой этаж поехал их «ведомый».

Полынов вошел в квартиру, с шумом, чтобы и на первом этаже слышали, захлопнул дверь и ничуть не удивился, когда из кухни выглянул Алексей.

— Ага! — улыбаясь сказал он. — Хозяин пожаловал. Как раз к обеду поспел.

На нем был кухонный фартучек с рюшами, перед собой он катил уставленный закусками столик на колесиках.

Никита сумрачно глянул на Алексея, сунул ему в руки полиэтиленовый пакет, коротко бросил:

— Помой и нарежь к столу, — и прошел в кабинет.

— О, шикуем! — саркастически рассмеялся из кухни Алексей, увидев в пакете тропические плоды. — Галстук тоже помыть и нарезать?

Никита не ответил. Подошел к окну и в щель между шторами посмотрел во двор. Напротив подъезда, зияя пустотой тонированных стекол, стояли бежевые «жигули» из его «эскорта». Это понятно — «форд» во дворе старого дома отнюдь не престижного района выглядел бы белой вороной.

— Так с галстуком что делать? — продолжал ерничать Алексей.

Полынов прошел на кухню. Алексей возился на столе с манго. Ножом надрезал плод вдоль и теперь орудовал ложкой внутри, извлекая большую плоскую косточку. И Никита лишний раз отметил, что его напарнику «разные там заграницы» знакомы не понаслышке, а воочию. В России разделывать манго не научишься.

— На галстуке мы вешаться будем, — мрачно изрек он.

— Да? — Алексей бросил на Никиту короткий настороженный взгляд, но разделывать манго не прекратил. Хладнокровия ему было не занимать. — Вдвоем на одном галстуке? Откуда такой пессимизм?

— От верблюда. — Никита сверлил взглядом Алексея, будто это он притащил за собой «хвост». — Я под «колпаком». Поэтому вешаться на галстуке предлагаю по очереди. Первым — ты.

Алексей ничего не сказал. Сосредоточенно разложил по тарелкам нарезанные ломтиками плоды, поставил их на передвижной столик и покатил его из кухни.

— Пойдем в комнату, — спокойно предложил он. — Я не согласен с такой очередностью. Будем бросать жребий.

— Коньяк, водку, виски? — спросил Алексей, когда они сели в кресла.

— Водку.

Алексей взял с нижней столешницы передвижного столика запотевшую бутылку «смирновской», налил в стопки.

— За что пьем? — нехорошо оскалясь, спросил Полынов.

— А за твой первый рабочий день в МЧС! — наигранно бравируя, поднял стопку Алексей.

Они выпили, Полынов взял бутерброд, стал жевать. Неожиданно на душе стало легче, словно он принял микстуру от всех болезней. Почти два месяца он в глаза водки не видел — откуда ей взяться в джунглях Африки? — только виски и спирт, поэтому сейчас выпил с превеликим удовольствием. Как и каждый россиянин, он, можно сказать, был «воспитан» на этом исконно национальном напитке, быть может, и заключающем в себе ключ к тайне загадочной русской души, непонятной другим народам. Настолько интригующей тайне, что иностранцы в последнее время все чаще вместо своего стандартного тоста «Прозит!» произносят: «Уыпьем уодки!», но все равно в русской душе ни хрена разобраться не могут.